Руки непроизвольно после каждого хлопка и взрыва покрываются мурашками, хоть и понятно, что мы в безопасном укрытии в километрах от линии огня.

— Наташ, ты слышишь? Мы тут с тобой пережидаем, прячемся, а там во дворах кто-то спокойно из ковров пыль выбивает.

— Володь, это не ковры, там стреляют.

Благополучно дожидаемся газельку с нашей гуманитаркой для 21-й больницы Донецка и с адресной лекарственной помощью для семнадцати семей с детьми инвалидами, стремительно всё выгружаем и раздаем.

У стен больницы гора разбитой кровли.

— В пятницу чинили крышу, снарядами побило, новую кровлю положили, так в ту же ночь беспилотник над нами сбили, нужно снова перекладывать. И со стеклами в окнах то же самое, — говорят нам медики.

Мобильные телефоны надрываются — несколько часов мы с Володей были без связи, родные, друзья, волонтеры наши, конечно, забеспокоились.

Дозванивается мой хороший друг, он не смотря на все наши уговоры и предложения продолжает жить и работать в Донецке. Пытается меня отвлечь, развлечь, загадывает загадку: дом в Донецке со старой проводкой, воду дают на 4 часа раз в 2 дня, холодную, горячей нет. За эти 4 часа нужно нагреть бойлер, помыть посуду, искупаться, постирать (одновременно бытовую технику включать нельзя). Ещё есть микроволновка, тостер, у многих плиты электрические, не газовые, тоже все в одно время несовместимо.

Мы разговариваем под аккомпанемент взрывов и я понимаю, что мы-то с Володей тут «туристы» — раздадим гуманитарную помощь, лекарства передадим и домой, где есть горячий душ, фен, микроволновка и окна целы. Нет взрывов и обстрелов.

А многие наши друзья, добровольцы, подопечные наши семьи живут много лет уже, не реагируя на звуки разорвавшихся вдалеке снарядов. Они заняты вот такими рутинными задачками — как разогреть еду, когда можно помыться, где постирать, менять ли стекла в окнах, или заколотить фанерой, как сделали многие соседи.

Чудовищно, невыносимо больно, что так живут люди много лет. Еще страшнее, что и к этому люди привыкли, приспособились…