— Мы когда в подвале с соседями прятались, Наташ, воду с батарей научились добывать, сцеживали через марлю, тряпки, вату…
— Через вату? Да вы шиковали, мы вату берегли, мы из нее фитили для свечей делали.
__

— Когда Богдана ранило, его на крыльцо принесли, дырок в кофте, штанах много, а кровь же не шла, там осколки были, пули. «Мамочка, где моя мамочка?» — всё время звал. А я понять не могла, почему мой сын в дырявой одежде…
__

— Забыть не могу, как бежала за военными, когда они отступали, чтоб сына умирающего помогли до больницы довезти, или бинтов, жгутов дали. А они смеялись в лицо: «Поссы ему на ногу, сразу обезболишь и дезинфицируешь…»
__

— Дождь когда шел, самое трудное время было. Пить нечего, и выйти нельзя. У нас напротив бомбоубежища церковь, сливная труба на ней, вода бежит, а мы прямо до обморока пить хотим. Мы под пулями поллитровые банки под трубу бегали ставить, набирали, делили по глотку на каждого, как не убило никого, не знаю…
__

— А больше всего тишины было страшно, да?
__

— «Скупиться», Наталь, по правде значит ну… мародерствовать. А как?! Утихнет, выползали собрать еду по ларькам и магазинам. А ничего ж не было уже. Мы однажды мидий «скупили» на 20 кило, никто их не брал почему-то. Пустой магазин, только мидии эти в заморозке…
__

— А у нас еды много было, но воды не было..
— А у нас не было как раз еды совсем…
— А у нас ничего с собой не было…
__

— Когда всё закончится, увидеть хочу всех, с кем в одно бомбоубежище попали…
— Не увидишь ты всех. Нету. Всех… И я не хочу ни с кем встретиться. Это боль, слезы, голод, холод, жажда… Я просто забыть все скорее хочу.

---

И я помогаю им забыть.
Но сама не забуду ни одного их слова.
Не забывайте и вы.