в фонд «Доктор Лиза», приму ли я их деньги?  –  спросил меня знакомый журналист.

Я ответила, что приму.

— То есть ты готова дать им оправдание и прощение?

И тут я поняла, что мы в фонде живем в совершенно другой системе целеполагания.

Во-первых, хоть из каждого утюга сейчас вещают про эту вечеринку, я о ней знаю ничтожно мало, и раз в новостях не было информации о пострадавших и нуждающихся в помощи людях, новость эта не наша.

Во-вторых, я не суд, не церковь, чтобы кого-то оправдывать или прощать, в фонде мы не только принимаем помощь от всех, кто её дает, мы помогаем очень странным и страшным людям.

Пожертвованные деньги для нас — это лишь инструмент, важно не кто их передал, а кого они спасут.

Если я перевоплощусь в директора фонда прокурорского типа, начну отказываться от помощи людей, когда-то совершавших проступки, ошибки, обижавших, обманывающих, у нас не будет пожертвований и даже волонтеров.

Нет плохих и хороших людей, есть их плохие и хорошие поступки, и если говорить о поступках хороших, для меня это не деньги, особенно от людей, которые привыкли их не считать.

А вот если человек раскаивающийся поедет с нами на вокзальную помойку, встанет в наш конвейер, чтобы кормить бездомных и раздавать им тёплую одежду на морозе, в снегопад; если возьмется организовать праздник для наших раненых и больных детей; поедет в сельский нищий хоспис с протекающей крышей, чтобы ухаживать за лежачими больными; если при этом за нами не будут следовать фотографы, чтобы потом опубликовать репортажи, это для меня будет хорошим поступком.

И поступок этот не только изменит к лучшему что-то для наших подопечных, он неизбежно изменит к лучшему и тех людей, кто им помог.