Каждый день я разбираю просьбы от новых больных и нуждающихся

Писем сотни в месяц.
95 % людей пишут совершенно не интересуясь, чем именно занимается фонд Елизаветы Глинки, рассылая просьбы сразу десяткам фондов с описанием своего горя. К которому мы проявляем внимание, уважение, стараемся дать совет, но в самой помощи вынуждены отказывать.

Прошедшая неделя, например.

Письмо из многодетной семьи, которой нужен автомобиль, чтобы мама комфортно ездила на работу, а детей могла на кружки возить — просят надежную иномарку.

От беженцев Карабаха несколько писем каждую неделю, просят стиральные машины, телевизоры, но желательно с широким экраном, ноутбуки часто с конкретной маркой и только новые, автомобили с квартирами тоже просят подарить.

Молодая семья планирует завести детей, но ремонт в квартире был аж три года назад, хочется его обновить, и подвесные потолки, и кондиционер. Но в отпуск им тоже хочется, у фонда просят денег либо на отпуск, либо на ремонт.

Сбор почти на 70 тысяч долларов для лечения ребенка в Корее, непременно на личную карту родителей, хоть по заключениям уважаемых специалистов мальчик паллиативный, неизлечимо больной.

Мы не системный фонд, адресные многомиллионные сборы не про нас, а уж на автомобили и квартиры подавно. Личные карты родителей просто табу.

Дело Доктора Лизы было не про фандрайзеров, краудфаундинг, бюджетные гранты, инструменты сбора денег, аукционы и армию менеджеров для бумажной работы. Касса взаимопомощи — Лиза сама так говорила. Фонд сопричастных, неравнодушных.

Дело ее про объятья, про доверие, душу, команду и работящие руки. Про то, что умеем лучше других — ЧС, катастрофы, войны, раненые, хосписы, про бездомных, умирающих больных.
Но есть просьбы, отвечая на которые я поднимаю свои связи, обиваю пороги спонсоров.

В одном из детских приютов живут дети в возрасте от 2 до 16 лет. Многие из них испытали что такое голод, страх, насилие, столкнулись с издевками ровесников. Родители не имеют возможности о них заботиться по разным причинам: асоциальный образ жизни, тяжелые заболевания, зависимость. Чтобы снова уметь то, что здоровый ребенок делал, не задумываясь, не прикладывая усилий, нужна реабилитация. Перерыв означает «откат» назад, к беспомощности, болезни и отчаянью. Одним из детей, которому срочно нужна помощь, стал Арсен.
Врачи поставили предварительный диагноз: шизотипическое расстройство. Арсена надо наблюдать в стационаре, иначе он опасен для окружающих и для себя. У мальчика прописки нет, получить ее можно со временем, но прекратить на эти недели терапию нельзя и придется пока платить.

Витя приехал в Московскую область на заработки из Украины в 2013 году. Жил в поселке, помогал всем с ремонтом, с погрузкой, крыши чинил, его уважали — работящий, тихий, безотказный. Прописки тоже нет. И когда он стал болеть, обследования были за деньги. Всем поселком собирали, пока могли. Но операции и гистологические обследования уже не тянули, обратились к нам за помощью.

Военнослужащий. Получил ранение, препараты подобрали для обезболивания хорошие, но вызывающие привыкание, а к хромоте добавились чудовищные боли в животе и не только, ну и сама зависимость.

Этим больным помочь можно, не потратив и сотни тысяч рублей на всех троих. Деньги в фонд передают в таких случаях наши попечители, друзья, знакомые журналисты, зная каждую историю, изучив выписку, найдя что-то близкое именно в такой беде.

Военнослужащему помогает мужчина, сам недавно наркозависимый.
Вите помогает наш попечитель Ставр.
Арсену мой друг, сам в детстве столкнувшийся с нищетой и алкоголизмом матери.
Соединять тех, кому нужна помощь, с теми, кому она необходима, кто без нее погибнет, самым отверженным и никому не нужным — и это тоже Елизавета Петровна говорила.

Работаем.